«Вот вам и судьба. Всегда бывало так, что я заползала на необитаемый остров, в котором чувствую себя в одиночестве владелицей части земного шара». Е. В. Антипова
Помните слова одной из известных в нашем советском детстве песенки: «На далекой Амазонке не бывал я никогда….»? А мне пришлось побывать «на далекой Амазонке» в 2012 году. Я приехала в Бразилию, чтобы своими глазами, как исследователь, увидеть единственный в Латинской Америке памятник русской женщине. Бразильцы же знакомили меня с наследием вовсе не русской, а их знаменитой бразильянки. Известный бразильский писатель Отто Лара Резенде оставил замечательный неподражаемо высокий по слогу поэтический портрет нашей героини: «Слабая женщина и сильная славянка, разрушительница всех стереотипов — близорукая интеллектуалка с потрясающей прозорливостью, эта (вечно с головной болью!) бразильянка … из Санкт-Петербурга и конструктор детских душ, апостол женского рода, ниспосланный нам из российского поднебесья, — она сама была лучшим примером того “созидательства”, которому учила, которое проповедовала самой жизнью своей».
Знакомьтесь, наш первый герой в портретной галерее женщин российской эмиграции первой половины XX века — психолог, педолог, организатор науки и образования в Бразилии, Елена Владимировна Антипова (1892—1974).
Совершенно неизвестные до последнего времени на родине, в Бразилии заслуги Елены Владимировны получили государственное признание — за свою неутомимую общественную деятельность она удостоена звания почетного гражданина одного из самых крупных и богатых штатов страны Минас-Жерайс, ордена Южного Креста и медали «За заслуги в области образования» (вручена лично президентом Бразилии).
Сегодня в Бразилии действуют научно-исследовательский институт и образовательный фонд ее имени (Foundation Helena Antipoff, FNA), на португальском языке издано пять томов ее научных работ и общественных инициатив.
Эмиграция в принципе воспринимается нами как движение «От», от противного, скорее, чем движение «К», навстречу чему-либо… Эмиграция русскоязычного населения из России в первой половине 20-века в результате общественных потрясений в стране и кардинально-жесткой смены власти устойчиво и заслужено воспринимается нами как национальная трагедия, как потеря. Однако важно идти дальше, искать «спасательные круги» для нашего национального самосознания, находить и принимать другие грани этого страшного «исхода». Российская эмиграция одарила мир своим богатым уже имевшимся на тот исторический момент наследием. Российская эмиграция влилась в мировые процессы научного, культурного и общественного развития и несомненно повлияла на многие тенденции и тренды в литературе, искусстве, науке, промышленности. Российская эмиграция оставила нам как примеры трагических судеб выживания на чужбине и неизжитой тоски по Родине, примеры неиссякаемой веры в Русское, стойкого желания возвращения, создания России вне России; так и примеры удивительной мудрости, умения адаптироваться в совершенно различных культурах, средах, языках и обстоятельствах, не растворяясь при этом национально бесследно, тем самым неся благо и прославление в том числе и своим русским корням. Как психолог по образованию, могу также утверждать, что любой жизненный кризис, помимо драматичности протекания, не обещает, но может, в случае нашего внутреннего отклика, создать максимальную мобилизацию духа, вскрывая, порой, неизвестные ранее ресурсы, перенося нас на следующий, новый уровень развития.
Родившись в конце XIX века в г. Гродно, в семье офицера – будущего царского генерала, оказавшись с раннего детства в атмосфере бурлящей интеллектуальной и политической жизни Санкт-Петербурга, Елена окончила одну из знаменитых, элитных питерских гимназий им. Л. С. Таганцевой, где созрели первые юношеские идеалы общественного служения. Именно там впервые ей прочитали курс психологии. Там же у Елены появилась небольшая компания подруг. Дочери генералов, адвокатов и других весьма состоятельных родителей, выросшие в атмосфере благополучия и достатка, осенью 1908 г., например, они организовали кружок по изучению марксизма и, не довольствуясь теорией, «пошли в народ» — проводить уроки для рабочих Путиловского и Франко-русского заводов по арифметике, географии, русскому и немецкому языкам. Самая известная из подруг — Лиза Пиленко (1891—1945) — поэтесса Елизавета Кузьмина-Караваева — Елизавета Скобцова, после принятия в эмиграции во Франции монашеского пострига — мать Мария, монахиня в миру и хозяйка приюта для обездоленных, в годы Второй мировой войны была арестована как участница французского Сопротивления и погибла в концлагере Равенсбрюк (По одной из версий, в канун Пасхи, мать Мария пошла в газовую камеру вместо одной из отобранных администрацией лагеря женщин. В январе 2004 г. канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица).
С 1911 г. Елена Антипова уже слушала лекции в известном своими передовыми учителями, бесплатным и общедоступным образованием Коллеж де Франс в Париже (Франция) и далее (1912-1916 г.г.) в Школе педагогических наук Э. Клапареда в Женеве (Швейцария). Здесь Антипова познакомилась с крупнейшими европейскими психологами и философами того времени, один и которых, профессор Эдуард Клапаред, основатель Института Ж.-Ж. Руссо в Женеве — признанного международного центра экспериментальных исследований в области детской психологии, стал для Елены Владимировны на всю жизнь научным патроном, учителем, коллегой и другом.
В начале прошлого столетия Нелли Антипова (домашнее имя Елены) начала осваивать, говоря современным языком, профессию детского психолога, специализируясь на изучении детского интеллекта посредством методики, известной сегодня как шкала измерения IQ Бине-Симона. Все это звучит достаточно банально сегодня, но в начале XX века практически каждое словосочетание из перечисленного ассоциировалось с новаторством. Во-первых, в России отсутствовало юридически признанное высшее образование для женщин (общая проблема для россиянок, окончивших европейские и американские университеты). Елена постигала науки во Франции и Швейцарии. Во-вторых, изучать детский интеллект в годы, когда психология как наука, а ребенок и детство как предметы научного интереса и изучения только оформлялись, внутри себя спорили о том, Как и Что надо изучать – это было очень свежо и отчасти модно. Интеллектуальное тестирование — мало кто из нас доверяет ему на сто процентов сегодня, тогда же это были первые шаги в экспериментальной психологии, в диагностике, в понимании что есть «норма» и «отклонение», практически ноу-хау, весьма убедительное в сравнении с ранее господствовавшим философским подходом в изучении человека и его психики.
В Россию Елена Антипова возвратилась в самый канун революционных потрясений — в 1917 г. Зачем? Пропал без вести ее отец, получив ранение на фронте. Можете ли вы себе представить, что за путешествие могло быть в 1916-1917 годах для молодой девушки в 25 лет, из относительно благополучной Европы в уже раздираемую потрясениями Россию, с поезда на поезд, без границ и правил, в военном хаосе и революционном беспределе?…. Путешествие заняло несколько месяцев, отца Елена нашла с большим трудом, успев с помощью друзей семьи переправить раненого царского генерала в Крым. (Горькая насмешка судьбы — для сохранения жизни царский генерал становится в дальнейшем местным сапожником). Мать и сестры – в эмиграции во Франции и Америке. Сама же Антипова остается в Петрограде. Здесь она встретила свою любовь — ее мужем стал литератор и журналист Виктор Ирецкий, а в 1919 г. у них родился сын Даниил. Ее работа в революционном Петрограде — психолог-обследователь Центрального карантинно-распределительного детского пункта в Петрограде. Персонал пункта оказывал психологическую и социальную помощь сиротам, беспризорникам, социально нуждающимся детям, являясь также фильтром для обследуемых детей и определения их дальнейшей судьбы. Тяжелейшая работа. Тяжелейшее время. Из писем мужу: «С утра до вечера верчусь как белка в колесе»; «Я совсем хожу оборванная, а на лучшее платье нет денег…». Живет в комнате на работе. Сын много и продолжительно болеет из-за недоедания и общей антисанитарии. На этом фоне в 1922 году Виктора Ирецкого сначала арестовывают, затем высылают из России, как литератора, не принявшего новый строй.
Она сама приняла решение об отъезде. Я спрашивала себя – а если бы осталась?.. Судьба аналогичного выбора в 30-е годы печально известна. Если бы Е.В. Антипова осталась верна своим научным интересам и идеям, то как минимум осталась бы без заработка, как максимум – разделила бы участь коллег-педологов, профессионально уничтоженных и морально растоптанных известным постановлением ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. о запрете педологии. Именно такие задачи, как «обследование в виде бессмысленных и вредных анкет», «обследование умственного развития и одаренности школьников» и т.п., легшие в основу приговора педологии в СССР, Елена Владимировна активно осуществляла в эмиграции.
Далее была Германия, Швейцария, перспективы работы в Египте… Она же подписывает в 1929 году контракт на два год с бразильцами, но остается в этой стране на всю жизнь. Став одним из «пионеров»-психологов-практиков в системе образования Бразилии — страны, менявшей в 30-годах XX столетия политический и экономический уклад, переживавшей реформу образования, Е.В.Антипова вместе c коллегами из других стран фактически с нуля приступила к подготовке местных учителей для работы с детьми разных психологических категорий. Одновременно были начаты регулярные массовые психологические исследования бразильских детей. В конечном итоге Антипова имела на своем счету целую сеть организованных ею образовательных учреждений для детей со специфическими потребностями (как одаренных, так и нуждающихся в коррекции). Ее главным заказом от правительства было «интеллектуально тестировать» (и учить этому других), отсеивая неспособных и выявляя интеллектуально одаренных детей. Так бразильская власть пыталась сформировать будущую элиту нации, судьба отсеиваемых никого не волновала дальше. Антипова же сумела убедить местную власть, чиновников, коллег, благотворительные организации в возможности и необходимости образования и развития всех категорий детей, в том числе, а может быть, и прежде всего «отстающих». В 2012 году я увидела в местечке Ибирите штата Минас-Жейрас образовательную империю Елены Антиповой, Антипофианну, как я это назвала для себя. Школа-фазенда для детей с особенностями в развитии, школа для одаренных детей, школа для пожилых, школа дополнительного образования, Фонд и архив ее имени — вокруг памятника русской женщине.
Фантастически сильный и красивый женский образ, русский потрет из десятков национальных пазлов, достойный путь ученого. Я познакомилась с этой фигурой в прямом смысле слова совершенно случайно – изучая архив другого человека. «Неприметной» стопкой в архиве Виктора Ирецкого, также малоизвестного до сегодняшнего дня российского литературного деятеля, лежало 59 писем его жены. Они были написаны Еленой Владимировной Антиповой в течение 14 лет, с 1922 по 1936 года, с момента высылки Виктора Ирецкого из России до последних дней его жизни.
Письма Е.В. Антиповой мужу — своего рода роман, читающийся на одном дыхании. В первую очередь это личная сага — сага отношений, драматических и дружеских одновременно. Разъединившись однажды не по своей воле, Елена Антипова и Виктор Ирецкий уже никогда не были вместе, но впоследствии уже по воле собственных желаний и убеждений хранили, однако, верность друг другу как родители единственного сына и неизбежно близкие люди, оставаясь в регулярной переписке вплоть до последних дней Ирецкого. Виктор Ирецкий остался в Берлине после высылки из России в 1922 году, пытался продолжать писать, очень бедствовал и умер практически в нищете и одиночестве от туберкулеза в 1936 году. Антипова поддерживала бывшего мужа материально до его смерти, постоянно призывая покинуть Берлин и перебраться, например, в Бразилию. Она продолжала оставаться бесстрастным рецензентом его рукописей. Она так и не создала другой личной женской истории в своей жизни. Ирецкий имел, к сожалению, очень сложный характер, ранимый и диктаторский одновременно, любил и был любим многими женщинами как творческая натура, что «мучило» его отношения с умной, талантливой, свободолюбивой и одновременно верной ему женщиной, любившей его по-настоящему, как мне кажется, до конца его жизни.
Одновременно эти письма — дневник матери, не менее драматичный и чувственный, с одной, житейской стороны, и весьма критичный и глубоко анализирующий, с другой стороны, поскольку это еще и дневник матери-психолога. Ценой долгой разлуки с родителями сын Антиповой и Ирецкого Даниил получил хорошее образование во французском колледже «Бовалон» («Beauvallon»), известном своими новаторскими идеями в образовании и скрывавшем, например, в годы Второй мировой войны на своей территории еврейских детей. Однако уже с 10-летнего возраста Даниил практически не писал на русском языке и использовал преимущественно французский и португальский языки. Письмо сыну с поздравлением в связи с его одиннадцатилетием мать была вынуждена уже писать на французском. В итоге он прожил дальнейшую жизнь в Бразилии, рядом с матерью, работая психологом, педагогом и агрономом, и скончался там же в 2005 г.
После кончины Елены Владимировны 9 августа 1974 г. в госпитале Св. Луки в г. Белу-Оризонте, в русской нью-йоркской газете «Новое русское слово» появился некролог, сообщавший, что даже свой уход из жизни Антипова наполнила созидательным смыслом, завещав похоронить себя рядом с «Немым» — «особенным» ребенком, по одной из версий – с синдромом Дауна, который с ее помощью сумел стать взрослым активным человеком. Мы побывали в месте упокоения Елены Антиповой, принесли туда русскую землю, но так и не обнаружили могилы Немого. Ну, что ж, привкус легенды никогда еще не вредил биографии выдающейся женщины.
От полного забвения как русского талантливого психолога, педолога и педагога, яркого представителя петербургской психологической школы в далекой Бразилии до первой научной конференции в год 120-летия со дня ее рождения (2012), посвященной ее наследию на родине, в Доме русского зарубежья им. Александра Солженицына (Москва), первой уже научно-популярной книги о ее судьбе в серии «Русское зарубежье в лицах» (2018) – такова полярная траектория профессионального признания Елены Владимировны Антиповой в России.
Кем же была Елена Владимировна: русская в Бразилии, бразильянка с русскими корнями? Интересно, как оценивала свое мультиэтническое происхождение Е.В. Антипова в своих письмах: «Вопросы, связанные с национальностью или расой, — писала она мужу в 1930 г., — не высокого полета, можно пройти мимо них и искать тем общечеловеческих, но для большинства людей, и для меня, есть в них что-то притягательное, а в патриотизме что-то аффективно-близкое. И не только культура делит людей, но и раса, несомненно, тоже, и национальность. Воспитанная в западной культуре больше, несомненно, чем в русской, я всегда и везде, кроме как в России, чувствую грань между мной и другими женщинами. <…> Мозаичность моей наследственности — чего только нет! — разве что нет еврейской крови — меня скорее угнетает: что имеет общего болгарский со шведским, французский с немецким и с русским характером: каждый тянет в свою сторону; хотелось бы лучше, чтобы была доминанта, которая укрепила бы определенные черты как телесные, так и душевные». Как подлинный творец, эта женщина была космополитична: «Ничто так не близко моей натуре, как чувствовать себя свободной в пространстве и не знать межстранных границ».
Мы продолжаем открывать для себя новые страницы российского зарубежья 20 века и знакомиться с именами, пока еще «не принятыми» у себя на родине в стан «достойных». Открытие «новых» имен и судеб будет способствовать, как нам кажется, восстановлению целостности отечественной истории. Присоединяйтесь!
Обзор подготовила Наталья Масоликова.
